Rozmowa Michała Milczarka i Władimira Warawy w woroneskim czasopiśmie internetowym «Время культуры»
«В Освенциме я почувствовал страх: не перед нацистами, а перед самим собой»
Беседа философа, профессора Воронежского государственного университета Владимира Варавы и Михала Мильчарека философа, аспиранта Ягеллонского университета.
Владимир Варава встретился с интересным человеком. Так можно сказать о всяком, но не всякий поляк столь трепетно изучает русскую культуру, жизнь и философию. Знакомьтесь: Михал Мильчарек – философ, аспирант Ягеллонского университета, автор книги о Николае Фёдорове, переводчик и путешественник.
Михал Мильчарек объездил около 70 стран и 70 российских областей — чаще автостопом. В Воронеж добирался тем же способом.
Михал Мильчарек
Михал Мильчарек: Я много путешествовал автостопом по России. Ездил по бездорожью зимней Камчатки и грунтовкам Чукотки, где мостов нет, а одна машина в день — это уже счастье. Добирался в Сибирь и во Владивосток. Ездил так по Колыме и по Якутии, по Туве и по Хакасии. А также в зимнюю Эвенкию, где морозы достигали -35 oC и нужно было ожидать в такой температуре машину на глухой дороге. Но я путешествовал так не только по России, были ещё Африка, Ирак, Казахстан.
Автостоп затрагивает нравственный пласт человеческого бытия. Он проходит в этическом пространстве, потому что обязательным условием является помощь других людей, которые совершенно нам не знакомы. Когда автостопщик выходит на трассу, он не знает, кто его возьмёт. А водитель, который в то же время выезжает из города, не знает, что скоро увидит его на обочине. Стоящий на дороге автостопщик является для водителя очень простым вопросом, он как будто обращён к нему с просьбой, высказанной без слов: «Помоги мне, я такой же человек, как и ты». И эта просьба понятна без слов именно потому, что она касается глубинного измерения человеческого бытия — основы его нравственности. Абсолютная непредсказуемость этой встречи на трассе является ключевым фактором. Мы можем сказать, что автостоп предполагает нравственное отношение ко всему человечеству. Автостопщик выходит на трассу, потому что он верит в нравственное единство всех людей на земле.
Автостопщик выходит на трассу, потому что он верит в нравственное единство всех людей на земле.
Янарай — чукотская деревня к северу от Певека
Второе измерение автостопа — непредсказуемость. Нельзя предугадать, как сложится путешествие, с кем придётся ехать и так далее. Мир как будто рождается на глазах автостопщика заново. И благодаря ему самому, потому что он решил выйти на трассу, в сторону бытия, которое осуществляется на его глазах: «приезжает» из будущего и становится реальностью.
Меня интересует весь мир, но особенно места, в которых существует нетронутая природа в её космическом измерении. Там исчезает «человеческая суета», а остаётся вечное, космическое или бытийное. И поэтому я люблю просторы русского Севера или Дальнего Востока, хотя путешествия по ним сильно затруднены формально-бюрократическими препятствиями в виде «пограничной зоны», которая окружает всю территорию России, включая берега морей или «территории с регламентированным посещением для иностранных граждан», среди которых находится, например, вся Чукотка. Добыть разрешение на въезд на такую «территорию» стало в настоящее время практически невозможным. Кроме России, я особенно люблю всю Африку, Арабский полуостров и Арктику. Очень плодоносными в метафизическом плане показались мне дикие территории в Венесуэеле и Бразилии. Но у меня ещё очень много «метафизических пятен» на карте мира.
Путешествие для меня — это способ мышления или медитации над миром и шире — над бытием. Это один из способов философствования — живой, осуществляющийся на глазах, неисчерпаемый и бесконечный, как и бесконечны все дороги нашей планеты.
Сейчас Михал Мильчарек живёт и работает в Петербурге благодаря двум стипендиям: европейской и польской. Предмет его изучения — философия Василия Розанова, а также так называемая «метафизическая география», или «геопоэтика».
М.М.: Главная цель моих путешествий — уловить метафизическую сущность места или региона. В первую очередь не краеведческий или исторический пласт, но, так сказать, географию основных философских понятий: бытие и ничто, добро и зло, Бог или Его отсутствие, жизнь и смерть, время и пространство. Они проявляются по-разному в разных точках планеты, и я пытаюсь составить их карту — «метафизическую карту» земного шара.
Сейчас я живу в Петербурге — это город-идея, искусственный, вымышленный, стоящий на болотах и воде. Ему не достаёт собственной бытийной основы: оторван от земли, не вырос естественно, как дерево, а был искусственно посажен, задуман. Это влияет на его реальность: он скорее схема, геометрический порядок, чем реальное бытие. Его источником является воображение, поэтому он похож на литературу, которая имеет тот же самый источник. Как писал Бродский, нельзя до конца понять, что является здесь более реальным: сам город или его многочисленные портреты в литературе. Они смешиваются друг с другом в один текст-зеркало, в бесконечную сеть слов и мест.
Когда зимой свинцовые тучи окутывают небо, может показаться, что ты сам исполняешь роль в чьём-то мрачном рассказе. Важно ещё и то, что Петербург находится на пересечении двух миров — России и Европы, — сам не принадлежа полностью никому из них. Как же можно укорениться в «окне» или на границе? Так что это город-линия, город-стекло, город-глаз.
(...)
Całość rozmowy:
Osoba publikująca: Bartosz Gołąbek